Неточные совпадения
— О своей
душе, известное дело, пуще всего думать надо, — сказала она со вздохом. —
Вон Парфен Денисыч, даром что неграмотный был, а так помер, что дай Бог всякому, — сказала она про недавно умершего дворового. — Причастили, особоровали.
Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по
душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти совсем забылся, встал с места и, не глядя ни на кого, пошел
вон из комнаты.
Господствует банкир, миллионщик, черт его
душу возьми, разорвал трудовой народ на враждебные нация…
вон какую войнищу затеял, а вы — чаек пьете и рыбью философию разводите…
— Свежо на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая драма! нездорова, невесела, осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя.
Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! — говорила она, указывая высоко над Волгой на кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и на
душе становится уныло… Не правда ли?
И бабушку жаль! Какое ужасное, неожиданное горе нарушит мир ее
души! Что, если она вдруг свалится! — приходило ему в голову, —
вон она сама не своя, ничего еще не зная! У него подступали слезы к глазам от этой мысли.
— Ах, дай Бог: умно бы сделали! Вы хуже Райского в своем роде, вам бы нужнее был урок. Он артист, рисует, пишет повести. Но я за него не боюсь, а за вас у меня
душа не покойна.
Вон у Лозгиных младший сын, Володя, — ему четырнадцать лет — и тот вдруг объявил матери, что не будет ходить к обедне.
— Нет, — начал он, — есть ли кто-нибудь, с кем бы вы могли стать
вон там, на краю утеса, или сесть в чаще этих кустов — там и скамья есть — и просидеть утро или вечер, или всю ночь, и не заметить времени, проговорить без умолку или промолчать полдня, только чувствуя счастье — понимать друг друга, и понимать не только слова, но знать, о чем молчит другой, и чтоб он умел читать в этом вашем бездонном взгляде вашу
душу, шепот сердца… вот что!
«Что делать? рваться из всех сил в этой борьбе с расставленными капканами и все стремиться к чему-то прочному, безмятежно-покойному, к чему стремятся
вон и те простые
души?» Он оглянулся на молящихся стариков и старух. «Или бессмысленно купаться в мутных волнах этой бесцельно текущей жизни!»
— У меня
вон они 12
душ, — продолжал старик, указывая на двух женщин, которые с сбившимися платками, потные, подоткнувшись, с голыми, до половины испачканными навозной жижей икрами стояли с вилами на уступе невычищенного еще навоза. — Что ни месяц, то купи 6 пудов, а где их взять?
— Ого-го!..
Вон оно куда пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только, что сия Катерина Ивановна влюблена не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже для самого умного человека, который зарабатывает деньги головой, а не ногами. Понял? Ну, что возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя ни гроша за
душой… Надо же и ей заработать на ярмарке на свою долю!..
— Ну, не буду, не буду… — согласился Виктор Васильич. — Я как-нибудь после Сергею Александрычу доскажу одному. Где эти кислые барышни заведутся, и поговорить ни о чем нельзя.
Вон Зося, так ей все равно: рассказывай, что
душе угодно.
Грушенька плакала, и вот вдруг, когда горе уж слишком подступило к
душе ее, она вскочила, всплеснула руками и, прокричав громким воплем: «Горе мое, горе!», бросилась
вон из комнаты к нему, к своему Мите, и так неожиданно, что ее никто не успел остановить.
— Ах ты, проклятый ворчун! — сказал я ему, выходя, и Кетчер, от
души смеясь, повторял: «Да разве это не курам на смех, не написал и приехал, — это из рук
вон».
— Малиновец-то ведь золотое дно, даром что в нем только триста шестьдесят одна
душа! — претендовал брат Степан, самый постылый из всех, — в прошлом году одного хлеба на десять тысяч продали, да пустоша в кортому отдавали, да масло, да яйца, да тальки. Лесу-то сколько, лесу! Там онадаст или не даст, а тут свое, законное.Нельзя из родового законной части не выделить.
Вон Заболотье — и велика Федора, да дура — что в нем!
— Совсем несчастный! Чуть-чуть бы по-другому судьба сложилась, и он бы другой был. Такие люди не умеют гнуться, а прямо ломаются. Тогда много греха на
душу взял старик Михей Зотыч, когда насильно женил его на Серафиме. Прежде-то всегда так делали, а по нынешним временам говорят, что свои глаза есть. Михей-то Зотыч думал лучше сделать, чтобы Галактион не сделал так, как брат Емельян, а оно
вон что вышло.
— Тятенька любезный, все мы под богом ходим и дадим ответ на страшном пришествии, а вам действительно пора бы насчет
души соображать. Другие-то старички
вон каждодневно, например, в церковь, а вы, прямо сказать, только сквернословите.
— Уж это што говорить — заступа… Позавидовал плешивый лысому. По-твоему хочу сделать: разделить сыновей. Хорошие ноне детки. Ох-хо-хо!.. А все суета, Харитон Артемьич… Деток
вон мы с тобой судим и рядим, а о своей
душе не печалуемся. Только бы мне с своим делом развязаться… В скиты пора уходить. Вот вместе и пойдем.
Англичанина сейчас оттуда за это рассуждение
вон, чтобы не смел поминать
душу человечкину. А потом ему кто-то сказал: «Сходил бы ты лучше к казаку Платову — он простые чувства имеет».
Лаврецкий затрепетал весь и бросился
вон; он почувствовал, что в это мгновенье он был в состоянии истерзать ее, избить ее до полусмерти, по-мужицки,
задушить ее своими руками.
— Это под Горюном проклятый солдат ему подвел девку, — объясняла Парасковья Ивановна, знавшая решительно все, не выходя из комнаты. — Выискался пес… А еще как тосковал-то Самойло Евтихыч, вчуже жаль, а тут
вон на какое художество повернул. Верь им, мужчинам, после этого. С Анфисой-то Егоровной
душа в
душу всю жизнь прожил, а тут сразу обернул на другое… Все мужики-то, видно, на одну колодку. Я вот про своего Ефима Андреича так же думаю: помри я, и…
— И скажу, все скажу… Зачем ты меня в скиты отправляла, матушка Таисья? Тогда у меня один был грех, а здесь я их, может, нажила сотни… Все тут обманом живем. Это хорошо, по-твоему? Вот и сейчас добрые люди со всех сторон на Крестовые острова собрались
души спасти, а мы перед ними как представленные…
Вон Капитолина с вечера на все голоса голосит, штоб меня острамить. Соблазн один…
Он стремительно достигал комнаты, где истеричничала Ольга Сергеевна, громовым словом и многознаменательным движением чубука выгонял
вон из этой комнаты всякую живую
душу и затем держал к корчившей ноги больной такую речь...
Не слушайте сестрицы; ну, чего дедушку глядеть: такой страшный, одним глазом смотрит…» Каждое слово Параши охватывало мою
душу новым ужасом, а последнее описание так меня поразило, что я с криком бросился
вон из гостиной и через коридор и девичью прибежал в комнату двоюродных сестер; за мной прибежала Параша и сестрица, но никак не могли уговорить меня воротиться в гостиную.
Да и один ли становой! один ли исправник!
Вон Дерунов и партикулярный человек, которому ничего ни от кого не поручено, а попробуй поговори-ка с ним по
душе! Ничего-то он в психологии не смыслит, а ежели нужно, право, не хуже любого доктора философии всю твою
душу по ниточке разберет!
— Живет!
Вон окно-то — там и ютится. Был я у него намеднись, нагажено у него, насорено в горнице-то! Ни у дверей, ни у окон настоящих запоров нет; войди к нему ночью,
задуши — никто три дня и не проведает! Да и сам-то он словно уж не в уме!
Смех
душил меня, вырывался клубами. Я заткнул рот ладонью и опрометью кинулся
вон.
В те поры
вон убийцу оправили, а то еще невинного под плети подвели, ну, и меня тоже, можно сказать, с чистою
душой, во все эти дела запутали.
— За то, что я не имел счастия угодить моей супруге Полине Александровне. Ха, ха, ха! И мне уж, конечно, не тягаться с ней. У меня
вон всего в шкатулке пятьдесят тысяч, которые мне заплатили за женитьбу и которыми я не рискну, потому что они все равно что кровью моей добыты и теперь у меня остались последние; а у ней, благодаря творцу небесному, все-таки еще тысяча
душ с сотнями тысяч денег. Мне с ней никак не бороться.
— Вот оно когда пошло настоящее! — сказал Калугин. — Этого звука ружейного я слышать не могу хладнокровно, как-то знаешь, за
душу берет.
Вон и «ура», — прибавил он, прислушиваясь к дальнему протяжному гулу сотен голосов: «а-а-а-а-а-а-а-а!» — доносившихся до него с бастиона.
Подхалюзин. Это точно, Самсон Силыч! А все-таки, по моему глупому рассуждению, пристроить бы до поры до времени Алимпияду Самсоновну за хорошего человека; так уж тогда будет она, по крайности, как за каменной стеной-с. Да главное, чтобы была
душа у человека, так он будет чувствовать. А то
вон, что сватался за Алимпияду Самсоновну благородный-то — и оглобли назад поворотил.
— Протяжнее, протяжнее! Еще протяжнее, други! Отпевайте своего боярина, отпевайте! Вот так! Вот хорошо! Да что ж
душа не хочет из тела
вон! Или не настал еще час ее? Или написано мне еще на свете помаяться? А коли написано, так надо маяться! А коли сказано жить, так надо жить! Плясовую! — крикнул он вдруг, без всякого перехода, и песенники, привыкшие к таким переменам, грянули плясовую.
Вон и еще облако подальше: и давеча оно громадным косматым комом висело над соседней деревней Нагловкой и, казалось, угрожало
задушить ее — и теперь тем же косматым комом на том же месте висит, а лапы книзу протянуло, словно вот-вот спрыгнуть хочет.
Душа надеждою полна;
Выходит
вон.
— То есть, конечно, думаю об этом, как же? Только, видите ли, если выходить замуж так вот — ни с чем в
душе, — ведь будет то же самое, что у всех, а — зачем это? Это же нехорошо!
Вон Ваня Хряпов считает меня невестой своей…
— Обидно очень! — объяснял Матвей. — Бывало — слушаешь его, удивление такое в
душе: всё человек знает, всё объясняет, а он —
вон как, просто — болтал…
Нашлась, однако, одна добрая
душа, вдова Аксинья Степановна, по второму мужу Нагаткина, которая заступилась за Софью Николавну; но на нее так прогневались, что выгнали
вон из комнаты и окончательно исключили из семейного совета, и тут же получила она вдобавок к прежнему прозвищу «простоты сердечной» новое оскорбительное прозвище, которое и сохранилось при ней до глубокой старости; но добрая
душа осталась, однако, навсегда благорасположенною к невестке и гонимою за то в семье.
— Давала, родной, давала. Не бере-ет! Вот история… Четвертной билет давала, не берет… Куд-да тебе! Так на меня вызверился, что я уж не знала, где стою. Заладил в одну
душу: «
Вон да
вон!» Что ж мы теперь делать будем, сироты мы несчастные! Батюшка родимый, хотя бы ты нам чем помог, усовестил бы его, утробу ненасытную. Век бы, кажется, была тебе благодарна.
Вон уж и Лудвиг в «Lehrbuch der Physiologie» [«Учебник физиологии» — Нем.] прямо сознает, что в каждом ощущении, кроме того, что в нем может быть объяснено раздражением нервов, есть нечто особенное, от нерв независимое, а душой-то все эти вопросы постигаются ясно и укладываются в ней безмятежно.
— А у Вукола
вон какой домина схлопан — небось, не от бедности! Я ехал мимо-то, так загляденье, а не дом. Чем мы хуже других, мамынька, ежели нам Господь за родительские молитвы счастье посылает… Тоже и насчет Маркушки мы все справим по-настоящему, неугасимую в скиты закажем, сорокоусты по единоверческим церквам, милостыню нищей братии, ну, и ты кануны будешь говорить. Грешный человек, а душа-то в нем христианская. Вот и будем замаливать его грехи…
— Известная вещь: деньги у старухи,
вон она как пришипилась. Ежели бы я до нее имел касательство, так небось все бы отдала. Знаем мы, какая такая ихняя бедность! Побогаче нас будут… Спасенная-то
душа не глупее нас с вами, хоть кого проведет. Только понапрасну она деньги сгноит, вот чего жаль.
Мы выбрасываем
вон из наших домов объедки наши и отравляем ими воздух города… вот так же мы выкидываем из наших
душ все дрянное и тяжелое под ноги ближних.
— Здесь, — говорил он, — делали поляки подкоп;
вон там, в этом овраге, Лисовский совсем было попался в руки удалым служителям монастырским. А здесь, против этой башни, молодец Селява, обрекши себя неминуемой смерти, перекрошил один около десятка супостатов и умер, выкупая своею кровию погибшую
душу родного брата, который передался полякам.
— Их — ты!.. Выгнали меня бабы! Пошёл, кричат,
вон, изверг неестественный! Морда, говорят, пьяная… Я не сержусь… я терпеливый… Ругай меня, бей! только дай мне пожить немножко!.. дай, пожалуйста! Эхма! Братья! Всем пожить хочется, — вот в чём штука! У всех
душа одинакова, что у Васьки, что у Якова!..
Параша. Тихо… Никого… А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом). Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то по-людски…
Вон звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет? Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет? (Задумывается, потом запевает...
— Вот этого видите,
вон того, что салфеткой брюхо себе застелил, — он родной тетке конфект из Москвы привез, а она, поевши их, через два часа богу
душу отдала! — шепчет сосед с левой руки.
— А я разве спорю, что не верно? Только он заключил контракт и должен его выполнить… А выгнал я его потому, что этот мужичонка-коновод расстраивает других. Таких молодцов на пристани до десятка наберется, всю
душу вытянули. Да
вон и другой лезет… Ах боже ммой!!
То является она вдруг, несомненная, радостная, как день; то долго тлеет, как огонь под золой, и пробивается пламенем в
душе, когда уже все разрушено; то вползет она в сердце, как змея, то вдруг выскользнет из него
вон…
Прохор. Виноват. По линии выпивки, а также игры в преферанс — почти непобедим, но к пению — не приспособлен природой.
Душа — мягкая, а горло — сухое, хрустит. Пятеркин — ступай
вон, бездарная личность, не понравились мы! Рашель, идем ко мне, я тебе коллекцию замков покажу.
— Жизнь прожили
душа в
душу, а тут
вон какая пакость приключилась, — причитала воеводша, — всю душеньку истомило…
— Чего зря-то: неминучее дело. Не за себя хлопочу, а за сестер.
Вон слухи пали, Гарусов бежал с своих заводов… Казачишки с ордой хрестьян зорят. Дойдут и до нас… Большой ответ дашь, игумен, за
души неповинные. Богу один ответ, а начальству другой… Вот и матушка-воеводша с нами страдать остается, и сестра Фоина в затворе.